Ядовитые гады античные и средневековые

В «Гаргантюа и Пантагрюэле» (4, LXIII) Эвсфен спрашивает Пантагрюэля «Почему слюна голодного человека — яд для всех ядовитых змей и животных?» (намекая, что пора завтракать). Не ясно, откуда ему это известно, но армянский богослов, святой Григор Татеваци (XIV в.) наставляет, говоря о посте: вардапеты [армянские образованные монахи — am / tau] говорят, что как яд змии убивает человека, так и слюна голодного человека, убивает змию. В следующей главе Эвфсен изрядно наелся и говорит, что теперь его слюна не ядовита для… И далее идет длинное перечисление ядовитых животных, для которых его слюна теперь не ядовита.

В «Энциклопедии читателя» (под ред. Ф. А. Еремеева, 2002) указано, что большая часть этих имен заимствована Рабле из «Канона [врачебной науки — am / tau]» Авиценны. К сожалению, в переводе избранных глав «Канона» этих сведений нет. Кстати, «Канон» был переведен на армянский язык в XIII веке. Похоже, Эвсфен читал все-таки Авиценну, но, надо полагать, не армянском, а всё-таки на латыни.

Полужирным шрифтом выделены змеи, известные по «Фарсалии» Лукиана.

В этот список «ядовитых гадов» входят не только змеи, но, например, бешеные собаки, ласки, ящерицы, жабы, пауки и другие животные. Скажем ихневмон — это мангуст, точнее египетский мангуст. Плиний Старший рассказывает про него:

Забираясь в крокодилью пасть, эта пичуга [крапивник — am] очищает сначала его рот, а потом зубы и глотку, причем крокодил, испытывающий блаженство от этой процедуры, открывает пасть как можно шире. Тем временем ихневмон, дождавшись, когда расслабившийся от удовольствия крокодил погрузится в сон, подобно некоему снаряду ввинчивается в его горло и начинает вгрызаться в желудок.

О катоблепах («смотрящих вниз») тот же Плиний Старший пишет: рядом с этим источником [Нила — am] находится животное под названием catoblépas, посредственного размера, с неподвижными конечностями: все, что она может сделать носит очень тяжелую голову, которую она всегда держит наклоненной к земле; в противном случае она была бы бичом человечества, потому что те, кто видит ее глаза, немедленно умирают. А Флобер в «Искушении святого Антония» говорит: Жирный, меланхоличный, дикий, я не трогаюсь с места, чтобы постоянно ощущать под брюхом теплоту грязи. Череп мой так тяжел, что я не могу его приподнять. Медленно я ворочаю им; и, еле раздвинув челюсти, рву языком ядовитые травы, увлажненные моим дыханием. Был случай, что я сожрал собственные лапы, сам того не заметив. Никто, Антоний, никогда не видел моих глаз, а если кто и видел, так те погибли. Стоит мне приподнять веки, — мои розовые и пухлые веки, — и ты тотчас умрешь.

Мантикора — миксаморф-антропофаг с телом льва, головой человека и хвостом скорпиона с рыжей гривой, тремя рядами зубов и голубыми глазами. Хвост мантикоры заканчивается шипами, яд которых убивает мгновенно.