Галатея и Акид нимфа и смертный, влюбленные

Здесь речь НЕ о возлюбленной Пигмалиона!

Белая ты Галатея, за что ты гонишь?
Ты ведь белей творога, молодого ягненка нежнее,
Телочки ты горделивей
Феокрит, «Идилия XI. Киклоп»

Галатея — дочь морского бога Нерея, персонификация спокойного моря, возлюбленная прекрасного юноши Акида (или Акиса), сына Пана.

Влюбленные юному Акиду было шестнадцать лет: откуда эта информация у Википедии, я не знаю, но склонен ей верить встречались на Сицилии, в укромных бухтах острова, гуляли по ее лесистым берегам и не подозревали, какая опасность подстерегает их. Была бы счастлива их любовь, если бы сицилийский киклоп Полифем не положил на Галатею свой единственный глаз.

Да, это тот самый Полифем, к которому попал в западню хитроумный Одиссей и лишил его в результате греховодного органа зрения. Хотя потеряв глаз, Полифем и надеялся, что Посейдон если захочет, погибшее зренье мое возвратить мне может, история с Галатеей случилась раньше. По молодости киклоп был пылок и горяч, хотя характером уже тогда отличался отнюдь не мирным. Полифем воспылал страстью к Галатее, играл ей свирели и пел веселые песенки хриплым голосом, но соперник Акид его раздражал безмерно.

Песнь Полифема

Белая ты Галатея, за что ты влюбленного гонишь?
20 Ты ведь белей творога, молодого ягненка нежнее,
Телочки ты горделивей, светлей виноградин незрелых.
Только мной сладостный сон овладеет, ты тотчас приходишь.
Только лишь сладостный сон отлетит, ты сейчас же уходишь.
Ты, как овечка, бежишь, что завидела серого волка.
Я же влюбился, красотка, тотчас же, как помнишь, впервые
С матерью вместе моей захотела цветов гиацинта
В горы пойти ты нарвать, - это я указал вам дорогу.
Видел тебя с той поры я не раз - и с любовью расстаться
Я не могу. А тебе до меня никакого нет дела.
Знаю, красотка моя, почему ты меня избегаешь!
Все лишь за то, что лицо мне мохнатая бровь пересекла,
Прямо от уха до уха одна протянулась, большая.
Тоже и глаз лишь один, да и нос плосковат над губами.
Но и таков, как теперь, стерегу я тысчонку овечек
И, подоивши их сам, молоком самым лучшим питаюсь.
Сыр у меня в изобилье и летом, и осенью поздней,
Даже и в зимнюю стужу корзины мои не пустеют.
Ну, а свирелью владею, как, право, никто из киклопов:
Все о тебе я пою, мое сладкое яблочко, ночью,
И о себе я пою. Я одиннадцать юных оленей
Белою лункой вскормил, да еще четырех медвежаток.
Я же влюбился, красотка, тотчас же, как помнишь, впервые.
Только приди лишь ко мне, и сполна все тебе предоставлю.
Пусть о прибрежный утес разбивается синее море,
Слаще со мною в пещере ты ночь проведешь до рассвета.
Лавры там есть молодые и стройные есть кипарисы,
Есть там и плющ темнолистый, и сладостный плод винограда.
Есть там холодный источник; мне лесом богатая Этна
Прямо из белого снега струит этот чудный напиток.
Можно ли с этим сравнить и пучины и волны морские?
Если же сам я тебе показался уж больно косматым,
Топливо есть в изобилье, и тлеет огонь под золою;
Можешь меня опалить, я отдал бы тебе мою душу,
Даже единый мой глаз, что всего мне на свете милее.
Горе какое, что мать не родила меня с плавниками!
Как бы нырнул я к тебе, поцелуями руку осыпал,
Коли б ты губ не дала. Я бы лилий принес белоснежных,
Маков бы нежных нарвал с лепестками пурпурного цвета.
Маки - нет - летом цветут, что ж до лилий - те ранней весною.
Так что, пожалуй, навряд ли принес бы я все это вместе.
Как бы то ни было, дальше, увидишь, я выучусь плавать!
Если бы только сюда с кораблем чужеземец явился,
Разом узнал бы я, что вам за сласть поселяться в пучинах.
Выйти б да берег тебе! И забыть бы тебе, Галатея,
Час возвращенья домой, как и я позабыл его нынче.
Ах, захотеть бы пасти мое стадо! Овец подоивши,
Вкусный заквашивать сыр, сычужок разложив по корзинам!
Мать все моя виновата, в большой на нее я обиде;
Разве тебе про меня так уж трудно замолвить словечко?
Видит, небось, что ни день, я все больше хирею и чахну…
Вот я пожалуюсь ей — в голове моей кровь так и бьется,
Так же в обеих ногах. Я страдаю — пускай пострадает!
Эх, ты киклоп, ты киклоп, ну куда залетел ты мечтами?
Живо, корзину ступай заплети да, нарезавши веток,
Овцам неси поживей! Самому-то одуматься время!
Кто пред тобою стоит? Ну, дои! Не гонись за беглянкой!
Снова найдешь Галатею, а может, кого и получше!
Много красоток меня зазывают на игры ночные,
Только на зов их откликнусь, как все захихикают разом;
Ясно — и в нашем краю молодцом не последним считаюсь
Феокрит, «Идилия XI. Киклоп»

И вот Полифем подстерег Акида и Галатею в момент страсти нежной в укромном гроте и, грубое животное, раздавил юношу огромной скалой. Галатея превратила текущую из-под скалы кровь в прозрачную чистую речку, а Акид стал божеством этой реки. Речка еще долго славилась хрустальной ледяной водой, но со временем исчерпалась, хотя идентифицировать места достопамятных событий можно до сих пор: это произошло около современного города Ачиреале, который хранит в своем названии имя Акида.

Но есть и счастливый конец истории. Акид и Галатея успели, якобы, броситься в море, когда услышали топот приближающегося великана, превратились в двух рыб и уплыли, оставив киклопа стоящим на берегу в недоумении. Он вообще был туповат. Как и все киклопы.

А рыбы были помещены на небо в память об этом событии.

Другая же легенда утверждает, что Галатея вовсе не была возлюбленной Акида, а принадлежала именно Полифему и даже родила ему сыновей — Галата, Кельта и Иллидора, ставшими родоначальниками и эпонимами трех народов. Но я уверен, что это придумали сами сицилийские киклопы, напившись сицилийского вина, которое они по грубости натуры не разбавляли водой.

Тем не менее, я проиллюстрирую эту версию замечательной картинкой художника Александра Данилова.